Дело в том, что у меня-то веры хватает, даже с избытком. Что вижу, в это и верю. Так вот, когда Бен в прошлом году ушел в отставку, я занял его пост — ведь у меня самый быстрый револьвер в здешних местах. А вернее, во всем мире. Может, если бы я не был таким смирным да миролюбивым, я бы стал знаменитостью.
Сокращенный перевод с английского Н. Кондратьева
Старина Бастер, который только что мирно дремал в тенечке, вдруг вскочил, напружинил лапы, прижал уши и глубоко, хоть и негромко зарычал. Так, как обычно рычал на гремучек.
Джонни Стивенс удивленно поднял голову.
Футах в десяти посреди дороги стоял незнакомый мальчик. Он подошел так тихо, что Джонни не замечал его, пока старина Бастер не зарычал.
Джонни перестал строгать (он сидел на траве в тени большого вяза возле дома Стивенсов и своим прекрасным большим охотничьим ножом с серебряными поясками на рукоятке остругивал палку, поглядывая на старину Бастера).
Пес пригнул голову, пристально глядя на нового мальчика, оскалил зубы и рычал.
Джонни хотел было придержать Бастера за шкирку — ему казалось, что тот хочет броситься на чужака; но Бастер скосил на него испуганный взгляд, и Джонни убрал руку — он знал свою собаку. А Бастер заскулил, поджал хвост и начал пятиться назад. Он вышел из-под вяза и продолжал медленно отступать, пока между ними не оказалось футов двадцать лужайки перед домом. Тут пес остановился и поднял голову, точно хотел завыть, но не завыл, а постоял так секунду, по-прежнему глядя на нового мальчика (с поднятой мордой это было не так просто!), а потом повернулся и убежал за угол дома.
А ведь старина Бастер и медведя не боялся. Джонни пришлось как-то оттаскивать его от медвежьего следа.
Джонни повернулся к мальчику, чувствуя злость — и любопытство.
Мальчик выглядел дружелюбно, смотрел с интересом — и как-то потерянно. Он был темноволосый, худой, стройный, с большими глазами; черные жесткие волосы лежали на голове, точно шапка. Когда он заговорил, оказалось, что у него странный акцент; и он говорил как-то неуверенно, будто боялся или стеснялся.
— Привет, — сказал он.
Джонни Стивенс встал, и стружки с его колен упали в траву.
— Ты чего с Бастером сделал, а? — сурово спросил он.
— Я… я не знаю. Просто собаки меня не любят. Я не хотел его пугать, извини.
Джонни сурово свел брови.
— Ничего ты его не напугал вовсе, — проформы ради возразил он. — Просто он увидел что-то на дороге.
— Меня, — тихо объяснил новичок.
Джонни повернулся к дому. Бастер, наклонив морду до земли, по-прежнему прижав уши, осторожно выглядывал из-за угла. Новый мальчик тоже взглянул туда, и Бастер исчез, словно его дернули за задние лапы. Через секунду Джонни услышал, как когти пса протарахтели по крышке погреба на той стороне дома — значит, Бастер побежал в поле позади, где он всегда прятался, когда получал трепку.
Джонни нахмурился еще сильнее.
— Ты кто?
— Кóвач. Привет.
Джонни не ответил — только подозрительно изучал новичка.
— Что ты делаешь? — минуту спустя спросил Ковач.
— Не знаю, — ответил Джонни. Ответ прозвучал довольно глупо, и он добавил: — Может, тросточку. Или удочку. Значит, Ковач? А дальше?
— Бела.
— Чуднóе имя.
— А как тебя зовут?
— Джонни Стивенс.
— Привет, Джонни, — с надеждой повторил Ковач.
— Привет, — кисло ответил Джонни.
Ковач Бела подошел к краю дороги — тут был небольшой откос из камня и пронизанной корнями земли, а за ним — лужайка фермы Стивенсов. Тут он остановился, точно ждал приглашения. Тень его, такая же тощая, легла на откос.
Джонни опять сел, продолжая хмуриться. Он ничего не сказал.
Ковач, полуобернувшись, через плечо посмотрел на дорогу. Похоже, он уже жалел, что остановился.
Потом оба мальчика перевели взгляд на двух малиновок — те гонялись друг за другом, прыгая по ограде на другой стороне дороги. Летняя жара качалась на золотых головках колосьев в поле за оградой и лоснилась на буро-зеленых боках пригорков, обступивших бывшую когда-то дном заводи ложбинку.
Джонни вновь взялся за нож и палку.
— Ты что, из семьи, которая купила старую ферму Бурманов? — спросил он.
— Да.
— Вы на той неделе переехали, да? Я про это слыхал.
Малиновкам надоело скакать по ограде, и они, мелькая крылышками, над самыми усиками колосьев полетели через поле.
— Мы там играли, — пробурчал Джонни. — На ферме Бурманов. Теперь, наверно, нельзя будет… раз вы туда переехали.
Ковач Бела промолчал.
— В силосной башне у нас было разбойничье логово, — обвиняющим тоном добавил Джонни.
— В силосной?..
— Ты что, не знаешь, что это?
Ковач помотал черной головой.
— Круглая такая, большая, похожа на здоровенную жестяную банку. Ты, похоже, глупый, а?
Ковач прикусил губу и молча посмотрел на Джонни огромными темными глазищами.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил он наконец.
— Конечно, — Джонни все еще был сердит.
Ковач повернулся с таким видом, что было ясно — он не идет куда-то, а просто уходит.
Джонни слегка смягчился.
— Ладно, я пошутил. Иди сюда, садись.
Ковач Бела помедлил, неуверенно улыбнулся и наконец поднялся по откосу в тень вяза. Странно изящным, плавным движением он опустился на траву, подобрав под себя ноги.
— Благодарю.
Джонни острым как бритва ножом снял с палки длинную полоску коры.
— Слушай, чего ты сделал с Бастером? Ну, как заставил его вот так… убежать?
— Просто я не нравлюсь животным.